В одном из интервью, данных незадолго до смерти, Булат Шалвович Окуджава на вопрос: «Верите ли вы в Бога?» — отвечал примерно следующее: «Я был воспитан в атеистическом духе. Мне трудно представить себе кого-то на небесах… Вот жена моя верующая». Я помню, как меня это поразило. Ведь поэзия Окуджавы насквозь пропитана духовностью!
Да, конечно, время было такое: «Я смотрю на фотокарточку: две косички, строгий взгляд… В синей маечке-футболочке комсомолочка идет… И никаких богов в помине — лишь только дела гром кругом… Я все равно паду на той — на той единственной гражданской…» Это все понятно. Но насколько же Окуджава смог подняться над своей жестокой эпохой: «Сто раз я нажимал курок винтовки — а вылетали только соловьи!» Быть может, даже не вполне понимая это сам, Окуджава создал в своих песнях целое духовное учение, открыл целую духовную вселенную. И тем утолил духовную жажду целого поколения, выросшего в такой атеистической стране.
Я помню, на одном из первых своих официальных концертов (в середине восьмидесятых) Окуджава получил записку: «Вы не хотите считать себя учителем, но позвольте нам считать себя Вашими учениками!» «Пожалуйста!» — ответил он. Несомненно, для своего поколения он был духовным учителем. И мы постараемся показать, как эта духовность выражается в его стихах и песнях. И пусть внешне это не имеет форму следования какой-то религии — неважно. Духовность универсальна! Она не может быть христианской, мусульманской или ведической. Она одна. Как говорил Александр Мень: «Наши перегородки не доходят до неба». Давайте же посмотрим, каковы характерные особенности духовного взгляда на мир, и как все это проявляется в знакомой нам с детства поэзии Булата Окуджавы.
Битва с дураками
Одна из постоянных тем в поэзии Булата Окуджавы — это дураки. Помните?
Вот так и ведется на нашем веку — на каждый прилив по отливу,
На каждого умного по дураку — все поровну, все справедливо…
Скольких дураков в своей жизни я встретил — мне давно пора уже орден получить…
Кто же эти дураки? С кем так тяжело ужиться поэту? Я бы сказал, что это плоские материалисты — те, кто не видят для себя никакого другого интереса в жизни, кроме борьбы за материальное благополучие, за положение, да почитание со стороны таких же, как они сами. Вот и все их счастье… Одна песенка, из самых ранних, всего четыре строки:
Что нужно муравью, когда он голоден?
Две жирных тли. Паси, дурак, паси…
Не перечесть счастливых в нашем городе —
Их много так, что Боже упаси!
Если мы поразмышляем на эту тему, то сразу вспомним евангельское: «Не собирайте сокровища на земле — собирайте на небе», «Оставьте мертвецам хоронить своих мертвецов». Или из Вед («Шримад-Бхагаватам»): «Люди, погрязшие в материальном, глухи к науке о высшей истине… По ночам (они) спят или занимаются сексом, а днем зарабатывают деньги… В этих занятиях проходит вся их жизнь».
Отречение
Духовный путь человека начинается с отречения. С желания подняться над миром обыденным и скучным. У Булата Окуджавы есть одна потрясающая песня об отречении. Помните:
Пускай глядит с порога красотка, увядая,
Та гордая, та злая — та злая, та святая…
Что прелесть ее ручек, что жар ее перин?
Давай, брат, отрешимся, давай, брат, воспарим!
От поля запах хлебный, от неба свет целебный,
А от любови бедной сыночек будет бледный…
А дальняя дорога дана тебе судьбой,
Как матушкины слезы — всегда она с тобой.
«От неба свет целебный…» Вот куда стремится душа. Небо — постоянный образ, символизирующий вечное и духовное.
А вот и еще один удивительно духовный образ…
Голубой шарик
Это вы, наверняка, помните:
Девочка плачет: шарик улетел.
Ее утешают — а шарик летит.
Девушка плачет: жениха все нет.
Ее утешают — а шарик летит.
Женщина плачет: муж ушел к другой.
Ее утешают — а шарик летит.
Плачет старушка: мало пожила.
А шарик вернулся — а он голубой.
Что же это за «голубой шарик», над которым не властно время? Сразу вспоминается знаменитые стихи из «Бхагавад-гиты»: «Подобно тому, как душа переходит из детского тела в юношеское, а из него в старческое, так и при смерти она переходит в другое тело. Эти изменения не беспокоят того, кто осознал свою духовную природу… Душа неразрушима, неизмерима и вечна, лишь тело, в котором она воплощается, подвержено гибели». По самой ее природе, душе присущи вечность, знание и блаженство. Просто мы забыли об этом… Память о нашей духовной природе — вот тот голубой шарик, который улетает, но иногда возвращается к нам.
На Ясный огонь
Есть у Булата Окуджавы и еще одна необычайно глубокая песня:
— Мой конь притомился, стоптались мои башмаки,
Куда же мне ехать, скажите мне, будьте добры?
— Вдоль красной реки, моя радость,вдоль красной реки.
До синей горы, моя радость, до синей горы.
— А где ж та река, та гора, притомился мой конь,
Скажите, пожалуйста, как мне проехать туда?
— На ясный огонь, моя радость, на ясный огонь,
Езжай на огонь, моя радость, найдешь без труда!
— А где же тот ясный огонь, почему не горит?
Сто лет подпираю я небо ночное плечом…
— Фонарщик был должен зажечь, но фонарщик тот спит.
Фонарщик тот спит, моя радость, а я не при чем.
И снова он едет один, без дороги, во тьму…
— Куда же ты едешь, ведь ночь подступила к глазам?
— Ты что потерял, моя радость? — кричу я ему.
А он отвечает: — Ах, если б я знал это сам…
Куда едет герой этой песни? Он отправился в путь, чтобы найти Истину. Он помнит, что Истина должна существовать. Он помнит, что в нашей жизни должен быть какой-то смысл. Он помнит, что где-то должна находиться Земля Вечного Счастья. Только он не помнит, как туда проехать. И, увы, никто не может подсказать ему путь…
В ведической культуре предполагается, что в обществе всегда должны быть люди, знающие Истину, и способные обучать ей других (таких людей называют брахманами). Но в то время, когда писал Булат Окуджава, духовное знание было почти полностью скрыто. И каждый мыслящий человек оказывался в положении такого всадника, ищущего путь…
Все должно в природе повториться
Отшумели песни нашего полка,
Отзвенели звонкие копыта,
Пулею пробито днище котелка,
Маркитантка юная убита…
Спите себе, братцы, все вернется вновь,
Все должно в природе повториться:
И слова, и пули, и любовь, и кровь —
Времени не будет помириться.
В Ведах это называется самсара — вечный круговорот рождения и смерти. Все повторяется. Каждый век, каждую жизнь — все одно и то же: «и слова, и пули, и любовь, и кровь». И все это больно и бессмысленно. И это будет продолжаться, пока в темноте перед нами не засияет дорога к Истине. До тех пор нас ожидает лишь «суета сует» — и вечная череда мучительных расставаний…
С какой пронзительной силой это описано в «Прощании с новогодней елкой»:
…Где-то он старые струны задел, тянется их перекличка,
Вот и январь накатил, налетел, бешеный, как электричка.
Мы в пух и прах наряжали тебя, мы тебе верно служили,
Громко в картонные трубы трубя, словно на подвиг спешили.
И утонченные, как соловьи, гордые, как гренадеры,
Что же надежные руки свои прячут твои кавалеры?
Нет бы собраться им время унять, нет бы им всем расстараться,
Но начинают колеса стучать… Как тяжело расставаться!
Но начинается вновь суета, время по-своему судит,
И в суете тебя сняли с креста, и воскресенья не будет.
Не обращайте вниманья, маэстро! Временности и суетности этого мира противостоит вечная духовная реальность. Для Окуджавы эта реальность олицетворяется, прежде всего, в музыке.
Музыкант играл на скрипке, я в глаза ему глядел,
Я не чтоб любопытствовал — я по небу летел…
…Но вышел строгий дирижер, но заиграли Баха —
И все затихло, улеглось, и обрело свой вид…
…Тебя не соблазнить ни платьями, ни снедью —
Заезжий музыкант играет на трубе.
Что мир весь рядом с ним, с его горячей медью?
Судьба, судьбы, судьбу, судьбою, о судьбе…
И это как раз то, что от нас требуется: взлететь, воспарить — и навсегда остаться там, в мире вечности и божественной гармонии.
И ничего, что всегда, как известно,
Наша судьба то гульба, то пальба —
Не обращайте вниманья маэстро,
Не убирайте ладони со лба!
Красота — это дорога к Истине. И чем больше красоты, тем Истина ближе к нам. Не зря в Ведах описывается, что изначальная форма Бога — это Кришна, вечно прекрасный юноша, играющий на флейте. Он и является источником всей музыки.
Надежды маленький оркестрик
Еще один постоянный образ в поэзии Окуджавы — Надежда (а так же и все божественное трио — Вера, Надежда, Любовь).
Я вновь повстречался с Надеждой — приятная встреча.
Она проживает все там же — то я был далече,
Все то же на ней из паплина счастливое платье,
Все так же горящ ее взор, устремленный в века.
Ты — наша сестра, мы твои молчаливые братья,
И трудно поверить, что жизнь коротка!
Опустите, пожалуйста, синие шторы,
Медсестра, разных снадобий мне не готовь…
Вот стоят у постели моей кредиторы —
Неизменные Вера, Надежда, Любовь.
Что это за Надежда? Надежда на что? На что, вообще, можно надеяться в материальном мире, если здесь все и всегда, по определению, заканчивается смертью? Значит, должно быть что-то за пределами этого материального мира — что-то вечное, прекрасное, исполненное любви. «В этой вечной исполненной блаженства обители земля сделана из драгоценных камней. Каждый шаг там — это танец, а каждое слово — песня» («Брахма-самхита»). Конечно, он не знает того, о чем говорят священные писания. Но сердце поэта все же утверждает: должно быть что-то. Должна быть какая-то Надежда…
И вечно в сговоре с людьми
Надежды маленький оркестрик
Под управлением Любви!
Бумажный солдатик
И еще одна очень известная песенка Булата Окуджавы:
Один солдат на свете жил, красивый и отважный,
Но он игрушкой детской был, ведь был солдат бумажный.
Он переделать мир хотел, чтоб был счастливым каждый,
А сам на ниточке висел — ведь был солдат бумажный.
Он был бы рад в огонь и в дым за вас погибнуть дважды,
Но потешались вы над ним — ведь был солдат бумажный.
Не доверяли вы ему своих секретов важных,
А почему? А потому, что был солдат бумажный.
А он судьбу свою кляня, не тихой жизни жаждал,
И все просил: «Огня, огня!» — забыв, что он бумажный.
В огонь, ну что ж, иди! Идешь? — И он шагнул однажды…
И там погиб он ни за грош — ведь был солдат бумажный.
Вот это еще одна очень важная сторона духовной личности: «он переделать мир хотел, чтоб был счастливым каждый». Этот мир явно устроен неправильно. В нем есть страдание и горе. В нем есть несправедливость и насилие. В нем есть болезни, старость и смерть. Его, несомненно, необходимо переделать! Другой вопрос: как это сделать? Разные поколения отвечали на него по-разному. Но само это стремление — во что бы то ни стало изменить мир к лучшему — очень характерно для людей чувствующих и ищущих. Особенно в России. «Русские мальчики» (как называл их Достоевский), готовые пожертвовать собою ради всеобщего счастья, — от народовольцев до кришнаитов, распространяющих на улицах Бхагавад-гиту и Шримад-Бхагаватам… И пусть этот мир переделать не так легко — мотивы этих людей чисты и возвышенны.
Возьмемся за руки, друзья!
Во все века и во всех странах существует некое братство, не имеющее названия. Братство людей духовных, противостоящих общей серости, тупости и эгоизму. (В начале статьи мы уже писали про «битву с дураками».) Это братство объединено чем-то гораздо более глубоким, чем принадлежность к какой-то конфессии или социальной группе. И так важно, чтобы оно на самом деле было объединено:
Среди совсем чужих пиров и слишком ненадежных истин,
Не дожидаясь похвалы, мы перья белые свои почистим…
Как вожделенно жаждет век нащупать брешь у нас в цепочке
Возьмемся за руки, друзья,
Возьмемся за руки, друзья,
Возьмемся за руки, друзья,
Чтоб не пропасть по-одиночке!
И так важна эта взаимная поддержка, так важны любовь и сострадание:
Давайте восклицать, друг другом восхищаться,
Высокопарных слов не надо опасаться…
Давайте жить во всем друг другу потакая,
Тем более что жизнь короткая такая.
Зеленоглазый мой
Мы подошли уже почти к самому концу нашего небольшого исследования. Но как же все-таки насчет Него — Всевышнего? Неужели Он так и не появится в поэзии Булата Окуджавы. Неужели все это Духовное Пространство не имеет никакого Центра? Давайте-ка вспомним получше…
Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет,
Господи, дай же Ты каждому, чего у него нет…
Господи, мой Боже, эеленоглазый мой,
Пока Земля еще вертится, и это ей странно самой,
Пока еще хватает времени и огня —
Дай же ты всем понемногу и не забудь про меня.
Это что, атеист написал? Верится с трудом… Или вот еще такое одно стихотворение из позднего сборника «Милости судьбы»:
Ты, живущий вне наших сомнений и драм,
Расточающий благостный свет по утрам.
Ты, кому с придыханием мы говорим:
Тешекюр эдерим, тешекюр эдерим!
Ты, кого за печали свои не корим
И дороги к кому в бездорожье торим,
И за то, что живем, и за то, что горим,
И за все, что во имя Твое мы творим,
Тешекюр эдерим! Тешекюр эдерим!
(Тешекюр эдерим — Благодарствуй (тур.))
Поручик в отставке
И еще одно соображение. Сразу хочу оговориться: то, о чем будет сказано ниже — это мои личные умозаключения, никак не претендующие на истину. И тем не менее, не могу не поделиться…
Вы никогда не задумывались над тем, кем был Булат Окуджава в прошлой жизни? Закройте глаза и попробуйте немного помедитировать… Какие образы возникают перед вашим внутренним взором?
«Сумерки, природа, флейты голос нервный, позднее катанье. На передней лошади едет император в голубом кафтане. Следом дуэлянты, флигель-адьютанты, блещут эполеты. Все они красавцы, все они таланты, все они поэты…» Не правда ли, эта эпоха возникает в творчестве Окуджавы снова и снова? «Кавалергарды век недолог, и потому так сладок он…» «А молодой гусар, в Наталию влюбленный, он все стоит пред ней коленопреклоненный…» И вся историческая проза Окуджавы — все об одном и том же времени: «В путь героев снаряжал, наводил о прошлом справки, и поручиком в отставке сам себя воображал». «Каждый пишет, что он слышит; каждый слышит, как он дышит…» А то, чем «дышит» человек, как правило, связано с опытом его прошлых жизней.
Поэтому так и встает перед глазами этот образ: «поручик в отставке», человек очень благочестивый и влюбленный в русскую поэзию. Тот, кому в двадцатые годы двадцатого века предстоит родиться как Булату Окуджаве — и стать великим русским поэтом, и заполнить своим творчеством духовный вакуум русского общества второй половины двадцатого века.
